Но Васька успел раньше всех. Он подпрыгивал перед
машиной так высоко, как только получалось. Падал, снова прыгал. Наверно, чтобы водитель увидел его. Я
звонила дяде Толе. Мама тоже куда-то звонила. Сашка был уже не в доме, он стоял рядом с ней и молчал.
Смотрел на Ваську огромными глазами. Тетя Зина что-то шептала одними губами и вытирала пот с лица. Когда
Глеб с Димкой и папой добежали до Васьки, бульдозеры остановились. Водители что-то орали, но я не слышала,
потому что объясняла дяде Толе по телефону, что происходит. Он выругался и бросил трубку.
Честно
говоря, остальное я помню какими-то отрывками. Вот водители выскакивают из бульдозеров, а мама вскрикивает
и бежит к ним, а я — за ней. Все стоят на ветках малины в саду дяди Толи, бесстрашный Васька сквозь слезы
кричит водителям, что сюда ехать нельзя, нельзя ломать, потому что это не просто сад, а сад имени Трофима
Савоськина, слышали про такого, гады? Один бульдозерист замахивается на него, но папа успевает схватить
водителя за руку, а мама и Глеб встают перед братом. Ваську спасают, но папе достается так, что он валится
на землю. Тут появляются дядя Толя и тетя Зина. Дядя Толя свистит через пальцы — так громко, что драка,
крики и слезы утихают.
— Эй, мужики, — говорит он, — валите по-хорошему.
— Вот что, почитайте
документы из администрации, — очень спокойным голосом говорит тетя Зина. — Эти сады могут стать парком
имени Савоськина. Уже рассматривается в городской думе. Скоро будет заседание. Так что трогать не советую.
— А это — улица Трофима Савоськина, — объявляет папа и медленно встает.
Глеб поддерживает его, а
мама все еще загораживает Ваську. Бульдозеристы читают бумагу, куда-то звонят, плюют на землю и уезжают.